«Платёж налогов и смерть – неизбежные явления,
где бы человек не жил», -
выразился как-то шутливо Бенжамин Франклин.
Но, не откладывая шутки в сторону, нельзя в самом деле, сказать, что денежные повинности в пользу государства вызваны требованиями справедливости, и без них образование государства немыслимо. В этом сводятся мыслители самых различных эпох и направлений.
Гоббс называет налоги «платою за пользование спокойною жизнью».
Историк Тацит определяет их приблизительно также: «Мир не достается без помощи оружия, оружие требует денег, а денег не будет, если нет налогов».
По мнению Монтескье, - «налоги - это одна доля имущества каждого гражданина, уплачиваемая им за то, чтобы спокойно можно было пользоваться другою».
Весь вопрос только в том, чтобы оплата соответствовала приобретаемому, чтобы не слишком дорого стоило наслаждение житейскими благами. В этом отношении история дает бездну примеров того, как сильно отступала действительность от скромных желаний только что упомянутых писателей.
Способы «добыть деньги» для казны бесконечны и разнообразны, как человеческая фантазия. Что только не было предметом обложения, каких только средств ни изобретали, чтобы изыскать новые налоги и увеличить старые?
Подстерегали население во всех мельчайших разветвлениях его деятельности, подмечали все его желания, потребности и слабости, чтобы набросить налоговую петлю к новой точке.
Беспорядочность, непоследовательность и смешной характер некоторых налогов поражает не один раз, когда перелистываешь страницы истории.
Практические римляне, и в период республики, и при императорах, превзошли все позднейшие поколения в особой изобретательности по части податей и налогов.
Уже при Сервии Туллии, во времена седой старины, римляне знали налог на рождение и смерть, налог на незамужних женщин, и если это были богатые особы, то брали деньги с получивших право ношения тоги.
Громкою известностью пользовался клоачный налог Веспасиана, обложившего податями учреждения, и с той поры называемый в Париже - Vespaciennes.
Сюда относятся слова сатирика Ювенала: - «Lucri bonus est odor ex qualibet rе, - прибыль всегда хорошо пахнет, откуда бы она ни шла».
Так именно сказал император в ответ на упреки своего сына, Тита.
Но кто дошел до Геркулесовых столпов в этом направлении, так это Михаил Пафлагонянин, введший было vectigal аёгеum, - подать за право дышать воздухом!
Конечно, это была или выходка своеобразная остроумия, или произвол расстроенного воображения, но любопытно, что он нашел себе подражателя в лице Песценния Нигра в Палестине.
Понятно, что оба эти финансовых Колумба потерпели полное фиаско в своем предприятии.
Оставим древность и перейдем к средним векам. Позднейшие исследования, к сожалению, вполне подтвердили возмутительное «право первой ночи» - этот печальный памятник человеческого унижения.
Думается, что это один из способов избавления от конкурентов на престол, от многочисленных родственников.
Можно было иногда откупиться от него, но тогда приходилось платить огромный налог, известный всему «просвещенному» западу: «maritagium или cunnagium» – на латинском языке тогдашних юристов, «cuissage» - на французском языке, итальянское – «саnzagio» и немецкое - «Jungfernpfennig».
Впрочем, эта эпоха не проявила особой находчивости в податных вопросах, уступив пальму первенства новым векам.
Тут, прежде всего обращает внимание Франция и ее финансовый гений - Кольбер, установителя так называемой меркатильной системы, развившейся сначала в Испании, при Карле V.
Выражаясь тривиально, сущность ее заключалась в том, чтобы все продавать, и ничего не покупать.
Внутренние пошлины были уничтожены, зато все чужестранные произведения обложены непомерно. Однако, Кольбер и сам следовал, и другим рекомендовал не отступать от доброго старого правила: «boni pastoris est tondere pecus, non deglubere», - xopoший пастух стрижет овец, а не сдирает с них шкуру.
Пышная роскошь двора Людовика XIV требовала больших денег, а поэтому надо было измышлять все новые пути, для пополнения пустой казны, и Кольбер не стеснялся, пока мог, делать все в этом отношении, облагая сильнее всего предметы роскоши.
Какой-то остряк, желая посмеяться над ним, сказал ему: - «А что бы вам брать пошлины с умных людей? Все бы платили охотно: никому не захочется признать себя дураком.
- «Конечно, - ответил министр, - это отлично! Вы, впрочем, по всей справедливости, не должны были бы платить тогда ничего».
Как французский народ смотрел на эту систему, показывает эпитафия, написанная на могиле Кольбера;
Charon voyant Colbert sur son rivage,
Le prend, a cе qu’on dit, et le noye aussitot,
De peur qu’il ne met un impot
Sur sa barque et sur le passage.
Харон, завидя Кольбера на берегах Стикса,
схватил его и утопил, боясь,
что он обложит пощлиной и его лодку,
и переправу через адскую реку.
Англия, - это против нее, была направлена меркантильная система, - ответила репрессалиями со своей стороны, назначив пошлины на все предметы ввоза: и сырые продукты, и произведения промышленности, шелк, шерсть и хлопчатая бумага, железо и стекло, — все было обложено, вплоть до перчаток.
Много утекло воды, пока ясно сознали вред такого положения дел, и рухнули обе системы.
В Англии борцом против них выступил Гутчисон, прославившийся самыми неожиданными и полными сарказма нападками на пошлины.
Он не упускал ни одного случая, чтобы подставить ногу таможне и самым убедительным образом доказать вздорность ее действий. С этой целью он даже выписал из Египта мумию и был вознагражден за свои хлопоты неописуемым замешательством таможенников.
Они не знали, как поступить с посылкой, и совещались о ней несколько недель. Самое главное, что их смущало – куда причислить мумию?
Одни стояли за то, что это сырье, другие предлагали считать ее фабрикатом. Последнее мнение одержало верх и с нее взыскали колоссальную пошлину в 5 тысяч франков!
«Вероятно», объяснял Гутчисон, «чтобы охранить отечественное производство»!
Проекты Кольбера, нашли себе ревностного сторонника в особе Фридриха I, тратившего немало денег на поддержание блеска только что приобретенного королевского титула.
В 1701 году он ввел поголовный налог и никто от него не был избавлен, сам король платил ежегодно 4 тысячи талеров, королева половину этой суммы, наследный принц - тысячу и так далее, смотря по степени близости к трону.
Офицеры, получавшие довольно скудное содержание, жертвовали на уплату этого налога свое месячное жалованье, и даже последняя поденщица, зарабатывавшая жалкие гроши, вносила свою долю в эту статью дохода.
Рядом с этим он установил «девичий налог», всякая девица, достигшая 20 лет, - этого важного возраста, - должна была уплачивать пеню, пока она не выйдет замуж или не достигнет 40 лет, когда приходятся сказать «прости» надеждам.
Это сильно побуждало к семейной жизни, хотя справедливее было так распорядиться с неисправимыми холостяками, как это и сделали в Koбypге. А почему-то первенство приписывают СССР – безграмотно.
Фридрих напал также и на предметы роскоши: кареты, модные шляпы, дорогие костюмы, дамские прически и проч.
Существовал, например, налог, называвшийся Fontangenstmr, по имени маркиза де-Фонтанж, введшего в моду высоко набитые спереди волосы.
Больше всего доставили доходу парики, облагавшиеся пошлиною в 25 процентов их стоимости, если они были привозные из Франции, и налогом в 7 процентов, если их сделал немецкий мастер.
Этот «паричный» налог в 1701 году был отдан на откуп парикмахеру Лавурданжу, прикладывавшему к парикам особые штемпеля в удостоверение полной оплаты их.
Начались подделки знаков откупщика, и терпевший убытки Лавурданж прибег к решительным мерам: его агенты снимали парики с голов прохожих, чтобы убедиться, не контрабандные ли они.
Такие энергичные средства возбуждали, конечно, негодование, особенно, если под париком оказывалась голая, как колено, голова. Общее неудовольствие заставило уничтожить откуп, и была введена простая такса за ношение париков, смотря по рангу их владельца высшие чины до генерал-майора включительно, платили 2,5 талера в год, самые простые смертные, в роде лакеев, ремесленников и т.п. пол талера.
Через 10 лет она была уничтожена, тем более, что и парики в Пруссии стали выходить из употребления.
В Aнглии, было нечто подобное, когда Вильям Питт обложил ПОШЛИНОЙ пудру, превращавшую чернобородых сынов Альбиона (хотя они там и редкость) в величавых старцев.
На другой же день после выхода этого распоряжения, в Гайд-Парке появилась коляска, запряженная шестерней вороных лошадей с напудренными гривами и хвостами.
Нужда того времени побудила знаменитого премьера устроить налог на окошки, вызвавший еще более остроумный ответ плательщиков. На окнах домов стали появляться исполинские надписи: «Сочинения Питта, том I, II и III» и т. д. смотря по числу окошек.
Злая насмешка, тем более, что Питт взял пример для своего налога с Юлия Цезаря, установившего пошлину на дома с колонами.
В 1644 году английский парламент по собственному почину проектировал обязать раз в неделю ограничить издержки на обед и излишек вносить в пользу государства.
Известный писатель Свифт рекомендовал, со свойственным ему юмором, другие более справедливые и удобные средства: обложить наиболее крупным взносом всякое клятвопреступление, за буйство и невоздержность – 2 шиллинга, за ругательство – шиллинг, а чтобы не разорить в конец бедных - от 40 до 50 ругательств предоставляется отпускать ежедневно беспошлинно, за сплетни - 1 пенс, освободив от уплаты этих денег дам за кофейным столом, иначе одна пеня с них покроет все долги Ирландии.
Метода повышения пошлин все-таки больше всего процветала в Германии и там же преобладали и юмористические проявления ее. Даже Фридрих Великий фигурирует в ее юмористики: он ввел огромные пошлины на моккский кофе, будучи убежден, что он, изнеживает человека, и население будет давать хилых новобранцев.
Только генералы, высшие чины королевства и знатные дворяне могли сами жарить и молоть кофе, остальные получали его в готовом виде из казенных лавок.
При нем же, кажется, еще сохранились подати «на приданое для принцесс», взимавшийся со всех поголовно, когда принцесса выходила замуж.
Говорят, что в княжестве Линне-Детмольд (Саксония) он надолго остался неприкосновенным.
Впрочем, в маленьких княжествах всегда происходили вещи самые изумительные. Если верить хроникеру скандальной летописи германских мелких земель, довольно известному Фезе, то в одном графстве существовала подать «на излечение переломанной ноги»: с владельцем случилось это несчастие, потом он поправился, но подать собиралась по прежнему.
В другом были на казенном откупе аптеки, и на всех жителей было наложено обязательство 4 раза в год, покупать по 2 лота зедлицкой соли, хотя бы желудки их, были в самом великолепном здравии.
Вероятно, эти и подобные им курьезы поднимали почти повсюду жалобы на тяжесть платежей. В тридцатых годах они нашли себе яркое выражение в саркастической речи Сиднея Смита, произнесенной им в английском парламенте:
«Теперь всякий англичанин носит на своем теле оплаченную пошлиною рубашку под сюртуком, также не избавившимся от этой участи. Пошлина кладется на окно, откуда он смотрит на сад, обложенный податью, она и на его xлебе, и на подошвах его сапог, он ездит в экипаже, потому что внес за него пошлину, пишет на оплаченной ею бумаге, черпает новости из газет, разделяющих его судьбу, гвоздем, обложенным пошлиною, забивают его гроб на траурной колеснице, взяв пошлину и за гроб, и за эту колесницу».
Не обошла сей список и Россия, помимо известных податей с бород и бань, о которых всем хорошо и давно известно, существовала так называемая «борьба с тунеядцами».
Владельцы капитала, которые воздерживались от его увеличения (не пускали его в оборот), почитались тунеядцами, лишавшими казну ее законной прибыли, десятой деньги – 5 процентов сбора с оборота. Такие лица преследовались как контрабандисты, и данный капитал у них подлежал полицейской выемке.
В первые годы Северной войны был издан указ: кто станет деньги в землю хоронить, а кто про то доведет и деньги вынет, доносчику из тех денег – треть, а остальное на государя.
По требованию подлежащих учреждений все торгово-промышленные обыватели обязаны были заявлять свои пожитки, оборотные средства, по которым шла общественная раскладка налога. Донос тогда служил главным агентом государственного контроля, и его очень чтила казна.
У поговорки "Что с возу упало, то пропало", кажеться тоже есть налоговая история. Во время раздробленности Руси хозяева земли брали пошлину за провоз товара через свою территорию. Единицей измерения была повозка. Поэтому купцы максимально нагружали их товарами (налоговая оптимизация), в итоге они частенько выпадали на землю. В качестве контрмеры местные князья ввели правило: товар, выпавший из повозки, переходил в собственность владельца земли.
Столыпинская реформа, вроде для облегчения крестьян, но таможенные пошлины в России были самые высокие в мире – 33%, так после начала реформ подняли до 38% - вот тебе и развитие хозяйства…
Но самые мудрёные налоги, вводила Великобритания в колониях Индокитая: для английской мануфактуры 2-3%, для вывоза из Индии 200, а часто и 300%, потому что таможенные сборы осуществляла Ост-Индийская Компания. И это называлась субсидиарная система, которая работает только на обогащение Великобритании. Но это уже не юмор, а трагедия народов…
Эта система видоизменилась и применяется и у нас облегчая нашу казну в пользу "инвесторов", но это отдельная тема…
Очень-очень-очень давно собиралась прочитать эту книгу. История знакомства с ней нетипичная. Однажды, когда я училась в университете, один из моих преподавателей в соц. сети поделился фото. На нем была изображена доска, расписанная в хаотическом порядке непонятными математическими формулами. Но в центре всего этого хаоса была надпись "catch-22". "Хм, что это?!", - задалась я вопросом и нырнула в глубины Интернета для поиска ответа (сейчас сижу и думаю, а что я преподавателю-то не написала :)). В итоге, обнаружила, что есть такое выражение и даже целая книга сатирического жанра, да к тому же считающаяся самой лучшей в этом направлении. Опять-таки, не обнаружив ее сразу, я забыла про нее. До 2014 года. Тогда то я ее купила (именно в том издании, которое на картинке. Забавное оформление, правда?), но начала читать в начале 2015 и продолжалось все это почти полгода. Собственно, к чему эта преамбула? Я к тому, что даже несмотря на то, что мой роман с книгой затянулся, она мне очень понравилась. Я бы даже сказала, что на данный момент это лучшая книга 2016 года, которую я прочитала.
