ПОИСКИ ДНЕВНИКА
Не стала Светлана рассказывать про Станислава и по другой причине Она испугалась, что может расчувствоваться и рассказать про дневник. А это таким, как Дарья, знать не положено.
Когда деда Светланы вернули из неудавшейся поездки, ему подарили тетрадь. Размером с лист бумаги формата А4, она имела 240 листов и была переплетена, как самая настоящая книга. Эту тетрадь Павлик сделал своим дневником.
Он вёл этот дневник до 18 лет. Тетрадь дописал до четверти. Когда началась Великая Отечественная война, он первым в их доме пошёл в военкомат — записываться добровольцем.
Павел прошёл всю войну. Вернулся не сразу — пошёл восстанавливать Сталинград. И не один он вернулся, а с женой. Через год у них родилась Лиля. Ещё через несколько лет родился Мирослав.
В семье очень много разговаривали о политике. Дети жадно слушали разговоры отца, матери, гостей. Когда началась израильская агрессия в Палестине, Мирослав, которому тогда исполнилось 12 лет, сделал попытку убежать туда, чтобы помогать арабам.
Когда Мирослава нашли и вернули домой, отец строго запретил матери и Лиле ругать его или высмеивать. Он подарил сыну свой дневник и сказал ему: «Вот этот дневник мне подарили, когда я в 36 году попытался убежать в Испанию. Дописывай!»
Мирослав успел дописать дневник только до середины. В 75 году, вернувшись из армии, он женился на женщине, у которой уже был сын, Володя. Когда у Мирослава родился сын, названный Тимофеем, Мирослав сказал: «Когда он попытается куда-нибудь убежать, я дам дневник ему. Пусть дописывает».
Но попытку такую предпринял не Тимофей, а его двоюродная сестра, Светлана. Мирослав тогда ахнул: «Надо же, трое мальчишек в роду — и ни один не сделал попытки убежать куда-то, а она, девочка, сделала!»
Так дневник перешёл к Светлане. Она заполнила его ещё на одну четверть.
Из её детей никто не стремился никуда убегать. Санина дочь, Лида, на год старше Станислава, тоже никуда не стремилась. У Тимофея детей не было: он не хотел, чтобы его, рабочего активиста, шантажировали детьми. У Володи — два сына, 14 и 16 лет. И тот, и другой — с устоявшимися взглядами, но разными: старший, Вася — настолько же выраженный гражданин и романтик, насколько младший, Аркаша — обыватель, ценящий, прежде всего удовольствия и развлечения и мечтающий о богато обставленном трёхэтажном коттедже со всеми удобствами.
Вася, на которого у Мирослава была главная надежда, окончательно её порушил, когда дедушка рассказал ему, как хотел убежать. Вася тогда ответил: «Да, у вас, наверное, дома забот было мало. Завидую».
Мать открыла Светлане дверь и тут же сказала:
— Света, тебе Дана звонила.
— Дана? — удивилась Светлана. Дорожное знакомство с подругой дочери Таирова успело подзабыться.
— Да, Дана. Она говорит, что пришла в ваш обком, взяла подшивки «Трибуны» и несколько журналов «Идеи», читает и многого не может понять.
Тут Светлана вспомнила эту девушку, которая несколько сумбурно говорила, что хочет знать, как уладить жизнь.
— Она свой номер не оставила? — спросила Светлана.
— Нет. Я тоже хороша — не догадалась спросить, — виновато сказала Лилия Павловна. — А девушка хорошая, ищущая. Я с ней поговорила и поняла это.
— И что, сказала она тебе, что не может понять в «Трибуне» и в «Идеях»?
— Нет, об этом ей сказать не пришлось, — задумчиво ответила Лилия Павловна. — Я её опередила. Ты уж меня извини, я всегда говорю то, что думаю. Сказала и на этот раз.
— И что же ты на этот раз сказала? — задумчиво спросила Светлана.
— Что в вашей газете — самая настоящая идейная мешанина, — ответила Лилия Павловна. — Как и в вашей партии, к сожалению. Научного, классового подхода там мало.
— Да, мало! — задетая за живое, воскликнула Светлана. — А в других партиях и того нет.
— Подожди ты перебивать, — с нравоучительной ноткой ответила Лилия Павловна. — Я ей и об этом сказала, потом. А она сказала, что очень хотела бы разобраться в политической жизни. Ну, я и объяснила ей азы классового подхода.
Светлане вспомнились все обстоятельства знакомства с Даной, и женщина остро почувствовала свою ответственность за молодую, только начинающую жить девушку. Нельзя её бросать!
Светлана стала искать свой дневник. Она искала его во всех углах книжного шкафа, во всех антресолях, на всех полках. Искала так, как будто надеялась найти в нём ответ на все вставшие перед ней вопросы.
Да, Дану, конечно, бросать нельзя. А Максима? Дане немного легче — всё-таки не школьница уже, да и домочадцы — если и обыватели, то не воинствующие. А у Максима? И если она, Светлана, не имеет права бросать Дану — то тем более она не имеет права бросать Максима!
«В какой, интересно, школе он учится? — думала Светлана, перебирая книги. — Наверное, там 28 рядом или 12? Надо будет Елене Евгеньевне позвонить и спросить»
И тут же, держа в руках какую-то книгу, Светлана направилась к телефону. Набрала номер Лининой учительницы. Та взяла трубку.
— Алло, здравствуйте, Елена Евгеньевна, это Лины Милохиной мама. Не подскажете, какая школа находится близко от ресторана «Пещера»?
— Двадцать третья.
— Спасибо.
Положив трубку, Светлана задумалась. У кого из её знакомых есть дети, учащиеся в двадцать третьей школе? Надо будет завтра расспросить коллег, товарищей, знакомых...
Лилия Павловна подошла к дочери и сказала:
— А я думала, вы с Дашей насчёт какой-то цитаты из Ленина поспорили, ну ты за первоисточник и ухватилась.
Светлана глянула на книгу. Так и есть — 20 том ПСС! И, с плохо скрываемой раздражённостью Светлана сказала:
— Станет такая спорить насчёт цитаты из Ленина, как же... Это такая, знаешь, порода людей, которая вообще забыла, кто такой был Ленин. У тебя нет знакомых, у которых дети или внуки в двадцать третьей школе учатся?
— Я поспрашиваю своих знакомых. Может, и найду кого. А зачем тебе это?
— Там учится сын Даши, Максим. Он недавно убегал из дома. Как я в 1984 году.
— Так, так... И куда он собирался убежать?
— На Украину. Только ему сейчас очень и очень трудно. Я Дашке, правда, сказала, что нельзя ругать за такие вещи, чтобы она ему объяснила, что сейчас главное в войнах — боевая техника. Но, я думаю, мои советы эта дрянь проигнорирует, а своего сына будет и дальше травить, пока не вытравит из него стремление к чему-то хорошему, светлому, высокому... Надо ему помочь!
— И как ты ему поможешь?
— Не знаю, мама. Дашка-то, изуверка, даже не отпускает сына одного во двор. Когда они с мужем уходят на работу — закрывают сына на ключ, который дома не оставляют. Думаю, придётся мне с кем-нибудь из его одноклассников договориться, чтобы поддержал.
— И что ты думаешь, тебе это удастся?
— Не знаю, мама, — задумчиво проговорила Светлана, перебирая книги на антресоли. — Знаю я только одно — нельзя его бросать!
— Да, ты права, — не менее задумчиво сказала Лилия Павловна. — А что ты сейчас ищешь? Книгу, которую можно будет подарить ему?
— Нет, я ищу наш дневник... тот, который называется «Дневник трёх поколений». Потянуло память освежить.
— Понятно, кивнула Лилия Павловна и принялась помогать дочери.
Вопрос Лилии Павловны натолкнул Светлану на мысль, что неплохо было бы, в самом деле, найти книгу, где описывается ситуация, похожая на ситуацию, в которой оказался Максим, и подарить её ему. Вот только какая книга подойдёт? «Мальчики» Чехова, «Рот-фронт» Воскресенской, «Поход» Гайдара? Вот они, в стопке тоненьких книжек. Можно будет, конечно, и это. Собрать все, попросить дядю Мирослава сделать переплёт, и подарить Максиму получившуюся книгу. Можно будет и «Сын полка» подарить — хотя ситуация там другая...
Это его, конечно, поддержит. А что, если... Светлана сначала отбросила эту мысль. Не может она, не имеет права распоряжаться тем, что ей не принадлежит!
Посоветуюсь с дядей Мирославом, с Саней, Володей, Тимой, их детьми, — думала Светлана. Как они решат — так и будет". Отчаявшись найти дневник, Светлана стала перебирать тонкие детские книжки, откладывая подходящие. И вдруг она услышала, как мать сказала:
— Света! А это что такое?! — и показала ей толстую книгу в потрёпанном красном переплёте.
Это был он — дневник!