Тусовка набирала обороты.
Там был один парень с золотой челкой чуть ниже подбородка. Когда он пришел – ему сразу же отдали центр танцпола. Виляя бедрами словно куртизанка, он то и дело брал в свой танец девушек из толпы. Некоторые шли, некоторые отказывались. Катя пошла. Мы стояли с ней в стороне, тихо потягивали свое пиво, а потом Золотая Челка забрал её и они начали жечь. Сначала они устроили небольшой булкотряс, а потом включили танго. Страсть, эмоции через край, похоть и разврат. Золотая челка прямо-таки раздевал Катю на глазах у всех. Она медленно терлась своими ляжками о его пресс, закидывая ноги поочереди. Можно было позовидовать её грации. Кульминация была в тот момент, когда их танец подошел к концу, когда Катя закинула одну ногу на плечо Золотой Челке, а он провел своей ладонью по щиколодке до самого бедра. Танец подошел к концу.
– Ты чего такой хмурый?
– Мне здесь не нравится… этот хуй лапал тебя, а делал вид, будто бы ничего не было.
– Ничего и не было! – рассмеялась она. – Это ведь просто танец. Я люблю танцевать! А ты разве не любишь? Тебе бы у него поучится…
– Я не люблю танцевать. Есть много вещей, которые я люблю, но танцы в них не входят. Тебе принести пива?
– Да, пожалуйста…
Оставив её наедине с толпой, я пошел на кухню за парой бутылок темного. Когда вернулся – нашел её на балконе. Она сидела там с Золотой Челкой, о чем-то мило воркуя.
– Что за хуйня?
– Ой, Сень, перестань, а! – воскликнула она, встав с кресла. Челка сидел на месте.
– Что перестать-то?
– Мы просто разговаривали! Знаешь, я...
Выхватив у меня бутылку пива, Катя вернулась в лофт и устроилась на диване поодаль от толпы.
– Знаешь, я люблю людей... – сказала она. – Ты вот посмотри – они танцуют, веселятся, пьют, курят и живут! Это ведь здорово! А ты сидишь здесь как сыч, нелюдимый, будто бы тебе ни до чего дела нет, так ещё и...
– Извини, – отрезал я, когда мне на телефон пришло сообщение от Клима.
Он написал, что приедет через пару минут. Оставалось совсем немного, чуть-чуть буквально. И зачем я только принялся ревновать Катю? Мне ведь до нее и дела не было. Наверное, все это из-за того, что Клим мне сказал утром. Он сказал, про то, чтобы я не пытался приударить за девушкой его мечты, и тут меня на самом деле переклинило, будто бы я взглянул на нее по новому. Даже ревновать начал. Представьте, что вы ели ложкой, и вилкой... короче ели вообще, чем хотели, хоть кафельным шпателем... А потом вам говорят: «Тебе больше нельзя есть шпателем!», и все тут. Конечно, первое что вы захотите, так это поесть шпателем. Вы, может быть, никогда не ели шпателем раньше – это же глупо, но когда вам запретили им есть – вас переклинило.
То же случилось и со мной.
Это сообщение от Клима – оно вернуло меня на землю, будто бы я снова вспомнил о том, что никаких чувств у меня быть не должно. Все-таки это сложно – когда соблазн доходит до того, что ничего больше не остается, кроме как доверяться чувствам... Не, это бред какой-то.
Он приехал, как и обещал. Катя, тем временем сидела с Золотой Челкой на балконе. Сказала мне, что ничего кроме разговоров у них нет и не будет. Мол, переживать мне не о чем, я в любой момент смогу пригласить её на танец, и даже более того – она со мной пойдёт.
Музыкальный центр разразился новыми нотами. Что-то легкое, старомодное, в стиле пятидесятых. Странно, как эта срань вообще оказалась в плейлисте. Помните такую песню: «Хари-хари-хари-ха, хори-хори-хори-хо, хири-хири-хири-хи»? Вот, короче – это была она.
Вместе с первыми аккордами, вся толпа куда-то рассосалась. Кто-то пошел на кухню, кто-то остался у телевизора. В толпе у телевизора я разглядел гитариста той группы, в честь которой и затевался весь этот анальный водевиль. Этот волосатый амбал, ростом метра два и весом от ста десяти, наяривал в «Героя гитары», перед тройкой зевак, то и дело подначивая их, мол: «Смотрите какой я ахуительный гитарист! Ко-ко-ко!». И все бы ничего, но толпа даже понять не смогла, что он там играет. Придурок нацепил на себя наушники, оставив зрителей без музыки. Все рокеры немного недалекие, чего уж тут.
– Что с моим подарком? – спросил он, заходя в гостинную.
Я показал ему на балкон. Катя сидела спиной к нам. Мы оба видели, как Золотая Челка играет своими глазами... вот же пидор.
– А это ещё что на хуй?
– Танцор какой-то... в пизду его.
Улыбнувшись, Клим засеменил к выходу.
– Ты чего? – говорю.
– Да я боюсь...
Ох блядь. Нехватало ещё, этой юношенской хуйни.
– Я ж её столько лет не видел. Она изменилась?
– Откуда мне, блядь, знать? Иди давай!
Отобрав у меня бутылку, Клим осушил её в пару глотков, а затем прошел к балкону чуть ближе. Потом ещё, и ещё, и в конце концов он все-таки оказался у дверей. Он вышел туда, достал сигареты и молча закурил. Катя подняла на него голову. Теперь, кажется даже Золотая Челка почувствовал что-то неладное. Клим сказал ему что-то, а потом недолго помолчав, Челка съебался с балкона на кухню и больше его никто не видел.
Они напомнили мне нас с Ритой в нашу утреннюю встречу: так же смотрели друг на друга. Потом Катя встала с кресла и обняла его. Она ему весь пиджак соплями измазала, а он и рад был. Улыбался как дебил, проводил руками по её спине, вдоль лопаток ближе к копчику. Катя прижималась к нему, все ближе, казалось, будто она хотела всей собой, впитаться в него самого без остатка. Тогда-то я и понял эту их любовь. Я вообще, очень многое понял в тот момент. Например то, что время не лечит, и если бы я встретил Риту не спустя какие-то полгода, а даже позже – через лет пять, или шесть – я бы все равно продолжал её любить. Внезапно захотелось её позвонить. Мы ведь договорились поужинать в китайском ресторане. Конечно, место не шибко выдающееся, но зато это было романтично, – назначить встречу в первом попавшемся глазу месте. Надеюсь, мы меня поняли... ну или нет, в любом случае это сейчас не важно...
После долгих объятий, все так же без слов, Катя попросила у него сигарету. Он достал пачку, протянул ей одну и поджег. Ее лицо немного покраснело, сигаретный дым шел тяжело. Она то и дело предыхала, не то от слез, не то от дыма. Не знаю. Потом, они что-то сказали друг другу и зашли с балкона внутрь, оставив в пепельнице два расскаленых окурка. Держась за руки, они растворили дверь той комнаты, в которой я намедни трахал Лену Метелкину. Хорошая комната ради того, чтобы побыть наедине с собой, особенно когда оставляешь галстук на дверной ручке... Тем временем я зашел на кухню. Взял себе пива, нашел там Валеру с Мариной. Кажется, у них все было хорошо. На какой бы там Валера не был грани разумного, когда едва ли не изменил Марине с той своей начальницей – кажется, он все-таки вернул себе звание любимого мужа.
Прижимаясь к Марине всем своим нутром, он что-то говорил ей на ухо, отчего они оба расстворялись в нелепом безобразном смехе. Оба красные, как раки, вспотевшие несмотря на вытяжку. Валера, с выражением лица словно сожрал улитку, гладил Марину по заднице.
– Ты чего? – спросила она, чуть громче что я расслышал.
– Просто... та-а-акая... тка-а-ань... та-а-акая... – кажется, они были под наркотой. Если не оба, то Валера – точно.
Что это было, экстази, викодин? Может быть, бензедрин? Или обычная травка, откуда мне знать! Какие танцы, какая музыка, в конце концов какой «Герой гитары», когда тут такое?! Но им было весело, они смеялись. Они снова вернулись в свою колею, когда я ещё ни разу не видел их такими бодрыми. Пусть это все наркота, а в обычном состоянии каждый из них не представлял из себя ничего стоящего – сегодня они снова вернули себе свою прежнюю жизнь, чем всерьез меня порадовали.
После того как плейлист вернулся в свое прежнее направление, на танцпол ринулась толпа обезумевших сосок. С парнями, и без. Золотая Челка сидел на подоконнике неподвижно. Смотрел в одну точку, ни на что не обращая внимания. Открыв холодильник, я достал пару бутылок и протянул ему. Видок у него был не очень. Он сидел теперь, какой-то заебанный, совсем забыв о том, что ещё двадцать минут назад двигался в ритме диско по направлению к кискам.
Сев рядом с ним на подоконник, я сказал:
– Ты заебанный какой-то.
Я взял у него одну бутылку, открыл и отхлебнул немного.
– Просто… – робко ответил он, – Клим сказал мне, что я страшный, и никому не нужный. Сказал, мол: «Ты выглядишь как жалкая обезьянка, ты весь в прыщах, и мама одевает тебя как клоуна. Улыбнись, и съебался нахуй отсюда – я тобой ещё займусь». Вот я и жду.
Парень меня рассмешил, да настолько что я чуть пиво не пролил. Похлопав парня по плечу, я вскочил с подоконника с криком звонкого смеха. Потом снова принялся за пиво.
Все-таки, Клим был интересным человеком по разговорной части. Не знаю, каким он был музыкантом, но он умел посылать человека нахуй – это много стоит, как по мне! Я вот никогда не умел посылать человека, да так, чтобы тот понял. Поэтому рядом со мной всегда собиралась всякая шваль. Любой уважающий себя разъебай считал своим долгом подружиться со мной, чтобы рассказать долгую плаксивую историю о том, какая он жалкая обезьянка.
Катя прибежала. Говорит:
– Пошли скорее!
Выглядела она безумно. Глаза большие, лицо бледное, губы дрожат. Схватив меня за руку, она силой вытолкала меня из кухни в гостиную.
Музыка стихла, соски собирались уходить. Дверь с галстуком на ручке была приоткрыта, а из комнаты доносился слабый хрип. Катя добежала со мной до комнаты и тут же бросилась к Климу.
Тот лежал в конвульсиях прямо посреди комнаты, в одних только штанах, неподалеку от кровати. Изо рта пена сочилась, глаза его лезли из орбит, а вены на лбу и висках – распухли. Какого черта вообще? Я не знал, что Клим чем-то болеет. Да и кто знал вообще, если в ахуе оказалась даже Катя?..
– Дай… – прохрипел он едва слышно. – Ручку… надо!.. ручку…
– Чего бля? – опешил я. Что ещё мне оставалось. Он лежал там, весь при смерти. Испарина покрыла его распухшие щеки, руки его дрожали. Весь он бился в прерывистых конвульсиях.
– Какую ручку?! – продолжал я спрашивать скорее не его, а самого себя.
Не успел я сообразить, как в комнате появился убитый Валера. Рожа его была перекошенной, точно как у Клима. Теперь было совсем не похоже, что Валеру интересовало что-нибудь, кроме оказания первой помощи.
С криком: «ЕБА-А-АШЬ!», он проткнул его левую ногу шариковой ручкой. Перепутал. Не ногу, конечно… Ручку перепутал.
Клим, тем временем раздался истошным криком. Пена, разведенная слюной, вспенилась у его рта ещё сильнее. Из ноги сочилась кровь. Катя носилась из угла в угол. Вызывала скорую. Безуспешно. Марина увела Валеру, пока он не попробовал проткнуть Клима ещё чем-то.
Догадавшись проверить карманы пиджака, я нащупал там длинный ингалятор, по форме напоминавший как раз пишущую ручку. Прицелившись в область сердца, я резким движением проткнул его грудь и нажал на кнопку спуска. Крови не было, а Климу стало немного легче. Когда приехала скорая, Катя поехала с ним, а я остался один. Наконец-то.
Я немного отдохнул, обдумал все и убрался в лофте. Вытер кровь в комнате, вынес мусор с кухни, вычистил пепельницу на балконе и пропылесосил в гостиной. Не знаю, кто занимался этим до меня, и занимался ли вообще, но как оказалось – эта уборка, она смогла меня хоть немного успокоить. А с тем, что не смогла уборка, справился вискарь. Я нажрался и начал гуглить тот приступ, который был у Клима. Оказалось, что это был анафилактический шок. Он был аллергиком, вот же срань! Не помню, что бы он говорил мне что-то такое. Позже я лег спать.
Ночью, часа в четыре или типа того, позвонила Катя.
Сказала, что Клима больше нет.
Он скончался в больнице, от того самого шока. Ну, или от потери крови. Оказалось, врачи не сразу заметили открытую рану в ноге, когда в первую очередь занялись снятием приступа, ведь одной ручки оказалось нихуя недостаточно. Когда его загрузили в скорую, пена снова подошла ко рту. Одно за другое, то да сё, хуё-моё… Короче они его проебали.
Ну, и мы вместе с ними – тоже. Золотая Челка, он ведь его так и не дождется. Жаль.
Катя поблагодарила меня за то, что я свел их вместе, а когда я спросил, как она догадалась – она ответила, что Клим ей все рассказал. Она закончила на том, что заявила мол, сама виновата в его смерти, а потом повесила беспроводную трубку телефона. Всю оставшуюся ночь я не мог уснуть. Потом наступило утро. Катя приехала. Лицо её покрыла размазанная тушь. Она легла, а я ещё долго не засыпал. Думал о том, какая же это все-таки глупая смерть. Глупая, внезапная. Ненужная, в конце концов! Катя потом ещё долго верила в свою вину. Доказать ей обратное было сложно. Мне было совсем не до того…