Часто поражаюсь, насколько сильными могут оказаться слова на бумаге. Насколько они могут быть пронзительными, или вдохновляющими, или познавательными. Мастера слова, писатели прошлого столетия были узниками различных запретов и цензур. Может поэтому они стремились к правде? Поэтому писали произведения, которые взбудоражили, ошеломили, удивили, и просто направили народ в сторону правды, многим открыв глаза, многим изменив жизнь?
Основатель гонзо-журналистики, писатель, «Доктор Гонзо» Хантер С. Томпсон был одним из таких.
Отрывок из сборника эссе «Поколение свиней».
Отворяй врата, погост, -
Вильям Иейтс - почетный гость!
Бесстиховно в твой приют
Лег Ирландии сосуд.
Время, коему претит
Смелых и невинных вид,
Краткий положив предел
Совершенству в мире тел,
Речь боготворя, простит
Тех лишь, в ком себя же длит;
Трус ли, гордый ли - у ног
Полагает им венок.
Время, коим был взращен
Редьярд Киплинг и прощен -
И Клоделю все простит,
Ибо слог боготворит.
У.Х. Оден
Из "Памяти У.Б. Йейтса"
1 Перевод А. Эппеля.
И дам ему звезду утреннюю.
Это тоже из «Откровения» Иоанна Богослова. Я украл оттуда много цитат, мыслей и просто изящных звездных вспышек слова, больше, чем из любого другого источника, – не потому, что я большой знаток Библии, и не по причине религиозности, а потому, что я люблю дикую мощь языка «Откровения» и чистоту безумия, которая правит им и создает его музыку.
Кроме того, я провожу много времени в дороге, беру напрокат пишущие машинки и мучаю факсы в чуждых мне отелях; я всегда слишком далеко от своей большой домашней библиотеки, слишком далеко, чтобы дотянуться до мудрости, той мудрости, которая, как я иногда внезапно осознаю – душной ночью в Майами, или в холодный День Благодарения в Миннеаполисе, – необходима мне как воздух, но я не могу ждать; четыре-пять часов – предел отпущенного мне времени. В эти моменты богатство домашней библиотеки недосягаемо для меня.Походная жизнь накладывает свои ограничения. Нельзя в три часа ночи позвонить администратору отеля «Марк Хопкинс», или «Лас-Вегас Хилтон», или «Аризона Балтимор» и попросить собрание сочинений Сэма Кольриджа или Стивена Крейна... Хотя в некоторых городах Мария ухитрялась добыть томик ГЛ. Менкена или Марка Твена, и каждый раз через некоторое время Давид Маккамбер, как фокусник белого кролика, доставал что-нибудь вроде «Круглого миллиончика» Натанаэла Уэста из своей шляпы, а может быть – из своей причудливой книжной коллекции в офисе «Examiner»....
Но такое удается не часто. В дороге даже днем, а особенно после полуночи, почти невозможно быстро найти, скажем, сто первую страницу «Снежной слепоты»1 (1 Книга Роберта Саббага, посвященная наркоторговле), или заключительный вердикт Марлоу по делу лорда Джима2 (2 Главный герой одноименного романа Джозефа Конрада), или слова Ричарда Никсона, сказанные Генри Киссинджеру той сумасшедшей июльской ночью 1974 года, когда они стояли на коленях перед портретом Эйба Линкольна в Белом доме.
Это займет слишком много времени. Кроме того, если в последние три дня вы заказывали в номер «Чивас» бутылку за бутылкой, служащие отеля нервничают, когда вы вдруг требуете что-то такое, о чем они в жизни не слышали. В такие моменты я начинаю слоняться по комнате и рыться в ящиках тумбочек и шкафов, в шатких письменных столах, на которых лежат зеленые записные книжки, предназначенные для путешествующих торговцев, – я ищу Гидеоновскую Библию, я знаю, она где-то здесь, и, если мне повезет, это окажется Библия короля Якова с полным текстом «Откровения» в конце.
Если Бог есть, я хочу сказать Ему спасибо за этих «Гидеонов», кем бы они ни были. Я имел дело с другими вестниками Бога и нашел их совершенно бесполезными. «Гидеоны» не такие. Они спасали меня каждый раз, когда я слышал недовольное ворчание и обещание вызвать охрану по мою душу, если я не выключу свет и не буду спать как все нормальные люди....
Половину своей жизни я потратил на попытки уйти из журналистики, но все еще барахтаюсь в этом низком ремесле, затягивающем хуже героина, странном, больном мире неудачников и пьяниц. Выберите любой день, сделайте групповое фото десяти лучших журналистов Америки – и вы получите памятник человеческому уродству. Журналистика – не то ремесло, которое притягивает людей с лоском; здесь нет типов в костюмах от Кевина Кляйна, нет ни одного представителя сливок общества. Мы скорее увидим пламенеющий закат солнца на востоке, чем фото человека нашей профессии – на обложке журнала «Пипл».
Пытаться выразить себя на бумаге – гиблое дело, по крайней мере, не пытайся сделать это в один присест. Но если ты – журналист, на всем, что ты написал, стоит твое имя, черным по белому, а журналистика – твоя работа, хорошая она или плохая. Купил билет – отправляйся в дорогу. Раньше эти слова были для меня забавной присказкой, но потом, к своему ужасу, я осознал, насколько они верны. Неприятная аксиома, которая может преследовать тебя всю жизнь. Как сказал Джо Луис накануне боя с Билли Коном: «Он может бегать, но не может спрятаться».
Когда занимаешься журналистикой или политикой – или, как я, и тем, и другим одновременно, – надо помнить еще об одной вещи, уклониться от которой невозможно. Критики будут тебя кусать, когда ты будешь прав, и когда ты ошибешься; это больно в любом случае – но перенести боль все же легче, когда ты прав.
Впрочем, бывают эпохи – одна из них досталась нам – когда даже правда чувствует свою ложность. Что можно сказать о поколении, которое учится тому, что дождь – яд, а секс – смерть? Когда любовь оборачивается гибелью, а прохладный летний ливень на ваших глазах превращает кристально голубое озеро в черную ядовитую лужу, что остается в вашей жизни, кроме телевизора и непрерывной мастурбации?
Это странный мир. Кто-то богатеет, кто-то жрет дерьмо и умирает. Толстяк почувствует, как разрывается его сердце, и назовет это прекрасным. Кто знает? Если и вправду есть Рай и Ад, мы можем с уверенностью утверждать, что Ад – это такой сильно перенаселенный Феникс: чистое, хорошо освещенное место, залитое солнцем, полное снотворных, и банальностей, и быстрых машин; где все кажутся почти счастливыми, кроме тех, кто осознал, что в его сердце что-то не так... кто медленно и ровно движется к окончательному безумию, которое приходит вместе с мыслью, что здесь нет как раз того единственного, что нужно по-настоящему. Утеряно. Не доставлено. No tengo. Vaya con Dios1 (1 Не имеется. Идите с Богом (исп.)).
Повзрослей! Довольствуйся малым! Бери то, что есть....
Гораздо сложнее представить себе Рай – есть вещи, которые даже умник описать не берется... Но я могу догадаться. Или навести справки. Или, может быть, просто взвесить шансы, как игрок, или как дурак, или как ходячий атавизм – маньяк рок-н-ролла, и поставить восемь к одному на то, что Рай – это такое место, где у самых ворот отделят свиней и, как пойманных вражеских шпионов, покрытых синяками, рубцами и ранами, отправят подальше от Рая. Вниз по черному желобу, туда, где каждые 10-16 минут тебя захлестывает отвращение, как волны кипящего асфальта и ядовитой пены, которые сменяются толпами адвокатов и продажных полицейских, размахивающих сводом законов; а сам Рай – это место, где никто не смеется, где все лгут, где дни похожи на дохлых животных, которых волокут в могильник, а шлюхи и торчки по ночам скребутся в твои окна; это место, где налоговые инспекторы складывают кипы судебных повесток у твоей двери; где вопли обреченных вырываются из воздушной шахты вместе с белыми тараканами и красными червями, наполненными СПИДом; где гремят взрывы гнилостного газа, где никогда не восходит солнце, и утренние улицы полны проповедников-попрошаек, что заискивают перед бандами жирных молодых парней, которые следуют за проповедниками....
Кажется, мы говорили о Рае... или пытались о нем поговорить... но каким-то образом вернулись в Ад.
Может быть, Рая нет. Может быть, мои рассуждения – просто бессвязная болтовня, плод больного воображения ленивого, пьяного дикаря, чье сердце переполнено ненавистью, дикаря, который нашел способ жить там, где дуют настоящие ветра, – поздно ложиться, развлекаться, быть сильным, пить виски и мчаться по пустым улицам, пока в душе не останутся всего две вещи: предчувствие любви и дорога....
Res ipsa loquitur1 (1 Дело говорит само за себя (лат.)).Давай хорошенько оттянемся!
ХСТ
Райская Долина