![Картинки по запросу Рабочие столовые картинки]()
1
«Это же надо было родиться таким гурманом! — думал Толен Куантаев, возвращаясь из гостей. — С детства был этот интерес к вкусной пище. Врождённый он или приобретённый — доискиваться уже поздно, да это и неважно».
Мать Толена, Марзия Оспановна, всегда готовила очень вкусно, хотя гурманкой никогда не была. Когда Толену было 10 лет, они пошли всей семьёй в гости к подруге матери, Долане. Готовила она много хуже Марзии. Толен это заметил и не преминул заявить с детской непосредственностью:
— А мама готовит лучше!
Марзия покраснела. И приятно ей было, что её кулинарные таланты наконец-то оценены, и неловко, что её 10-летний сын не понимает, что говорить можно не всё. Но Долана ничуть не смутилась:
— Ну, где мне с твоей мамой соревноваться! У неё настоящий кулинарный талант.
Марзия смутилась ещё больше. «Только бы не вспомнила, — подумала она. — Только бы не оседлала любимого конька».
Когда Долана впервые попробовала тортик, выпеченный Марзиёй, она посоветовала ей поступать в кулинарный техникум. Марзия с возмущением отвергла это. «Кулинарный техникум!» Что она, двойкотроечница? Отличницей она, правда, стала только благодаря тому, что мать ей помогала в учёбе, но она воспринимала это как должное. И поступит она только в университет! Правда, на какой факультет поступить — она до окончания 11 класса не знала. Определилась только после окончания школы. Самыми престижными тогда считались профессии юриста, менеджера и топ-модели. Для топ-модели у неё фигура была неподходящей, для менеджера — с математикой проблемы. Она поступила на юрфак, с твёрдым намерением в дальнейшем стать судьёй.
С первого раза ей поступить не удалось, потому что и конкурс был огромен, и среди конкурсантов были связанные с преподавателями золотыми ниточками. Семья Марзии продала машину, бабушкины украшения, чтобы заплатить экзаменаторам. Марзию приняли.
Так она получила первый урок коррупции. «Ничего, наверстаю!» — думала Марзия, воображая, какие приношения будет принимать.
С Доланой Марзия после этого, оскорбительного для неё, предложения как-то потеряла связь. Может быть, из-за этого, может быть, просто времени не хватало, а может быть, новые знакомства оттеснили старые. Во всяком случае, когда она встретила Долану, сказала:
_Вот видишь! Судьёй работаю. А ты мне поварихой советовала быть.
— Не знаю, какая ты судья, а вот повариха ты была бы великолепная. Жалко. Такой талант загубить!
— Знаешь, Долана, женщина, имеющая мужа, кулинарный талант не загубит.
— Талант должен служить как можно большему количеству людей, — назидательно сказала Долана, — а не только домочадцам. Я знаю, что есть люди, которые думают так: зачем мне быть нужным обществу? Семье я нужен — и хватит с меня«. Но, на мой взгляд, это не так. Талант развивается тем больше, чем большему числу людей он служит.
Именно это Марзия и не хотела услышать теперь, второй раз. Да ещё при муже и сыне. Муж скажет: с какими-то ненормальными дружит, а сын... Кто знает, не западёт ли этот разговор в его душу? И, чтобы увести разговор в сторону, Марзия сказала:
— Гурман он у нас. Непонятно, в кого пошёл. Такой интерес к вкусной пище.
— Значит, он должен как можно раньше научиться готовить, — ответила Долана. — Чтобы этот интерес был направлен на творчество, а не на потребительство.
Марзие стало неприятно. Она почувствовала, что Долана хочет затеять именно такой разговор, какого боится она. Марзия натянуто засмеялась:
— Ну, ты бы хоть его не агитировала, Долана! Он, как-никак, мальчик, будущий мужчина.
— Это тоже заблуждение — считать, будто мужчине стыдно готовить, стирать, убирать...
— Совершенно с тобой согласна, — улыбнулась Марзия. — Стыдно должно быть женщине, у которой муж этим занимается.
— Да не то я хотела сказать, — вспылила Долана. — При чём тут жена? К слову, и домашнюю работу надо делить поровну между взрослыми членами семьи. Но я хотела сказать совсем другое. Всякая работа хороша, когда она интересна самому человеку и приносит пользу обществу. А мужская она или женская — роли не играет.
— Так, по-твоему, значит, что женщина может и в шахте работать, и буровиком быть, и бульдозером управлять? Так, что ли?
— Не надо путать, — ответила Долана. — Женщин на эти работы не берут исключительно по медицинским соображениям. А какие медицинские соображения могут помешать мужчине работать поваром?
На это Марзия ничего ответить не могла. Только, выходя из подъезда, она всё время повторяла: «Ноги моей больше не будет в этой квартире!» Бросив взгляд на Толена, она подумала с некоторой тревогой: «А тебя я и в эту сторону не пущу!»
Через несколько дней в квартире Куантаевых раздался телефонный звонок. Толен был один, он взял трубку. Звонила Долана.
— Толен, это ты? А это тётя Долана. Мама дома?
— Нет, — ответил Толен и хотел было уже положить трубку. Но Долана сказала:
— Передай, пожалуйста, маме, что она оставила у меня сотовый телефон. Пусть она зайдёт за ним — если можно, сегодня, а нет — завтра, после семи.
— Мама к вам не придёт, — ответил мальчик. — Когда мы уходили, она сказала: «Ноги моей не будет в этом доме!»
— Вот как? — Толен не мог уловить интонацию Доланы. — Ну ладно. Но ты-то, надеюсь, не давал таких клятв?
— Нет.
Ну, вот и хорошо. Значит, ты можешь прийти ко мне. Дорогу-то тебе переходить не надо будет — в одном квартале живём.
Нельзя сказать, что Долане было неприятно, что Марзия решила прекратить с ней знаться. Скорее, это послужило ей индикатором правильности своей позиции. «Поняла, что я сильнее её, и не хочет со мной связываться», — подумала Долана.
Если бы у Доланы было время подумать, она бы поняла, что Марзия боится нравственной силы её аргументов. Боится потому, что чувствует, что они, эти аргументы, могут увлечь и её. И, конечно же, это сознание было бы ей очень приятно.
Но Долане в это время было не до Марзии. Роман, который она достала с полки, на которой нашла чужой сотовый, был такой интересный!
Толен пришёл через час. Долана спросила:
— Мама знает, что ты у меня?
— Нет.
— Вот и хорошо. Проходи. — Долана улыбнулась. — Я, конечно, не умею готовить так же хорошо, как твоя мама, но...
— Нет, спасибо, я только что поел.
— Ну, тогда просто поговорим. Ты с какими оценками кончил третий класс?
— Разные есть. Пятёрки, четвёрки, но больше троек.
— Троек? — удивилась Долана. — Как же так, у твоей мамы троек не было...
Мать и сама, ругая сына после очередной тройки, каждый раз ему это говорила. Толен же ко всему этому относился равнодушно.
— А зачем мне учиться хорошо? Двоек у меня нет, и ладно. А тройка что ж... Не хорошо, но и не плохо.
— А кем ты будешь, когда вырастешь?
Мать после каждой тройки выговаривала Толену: «Тебе только дворником быть!» Поэтому Толен ответил с вызовом:
— Дворником!
И тут Долана сказала то, что запало в память Толену на всю жизнь:
— Если ты будешь учиться шаляй-валяй, из тебя и дворника хорошего не выйдет! Хорошо работать может только тот человек, для которого его работа — смысл жизни. А если человек видит смысл жизни в том, чтобы вкусно есть, мягко спать, каждый день менять одёжки и каждый месяц — мебель, он работать хорошо не сможет. Но если человек со школьных лет не стремится к знаниям — он как раз таким и вырастет. Понятно?
Долана преобразилась, говоря это. Лицо её, обычно некрасивое, стало прекрасным, глаза горели. Толен первый раз в жизни видел такое преображение.
Вышел Толен из квартиры Доланы призадумавшийся и посерьёзневший. Конечно, всё то, что сказала Долана, он понять не мог. Но самое главное он понял.
2
Толен и сам не мог сказать, когда он решил стать поваром. Может быть, тогда, когда мать, нисколько не одобрявшая увлечение сына кулинарией, впервые попробовала и похвалила, не удержавшись, его стряпню? Или тогда, когда он сам приготовил свой любимый пирог? Но, как бы то ни было, слова Доланы, сказанные в день знакомства, сыграли важную роль в его выборе.
Не следовало ожидать от Марзии полного одобрения выбора сына. Но столь яростного сопротивления, какое встретил Толен, он всё-таки не ожидал. Мало того, что сын не хочет учиться, получать высшее образование, так он ещё стремится работать по специальности, испокон веков считавшейся «женской».
С тех пор, как Толен выразил желание работать поваром, Марзия каждый вечер, приходя домой, начинала с порога пилить сына. Она говорила, что профессия повара — женская, что готовить в школах на уроках труда учатся девочки, что мужчине стыдно готовить даже для себя. Никогда не упускала она ситуации, чтобы сказать, что раньше специальность повара считалась престижной, потому что повара имели возможность красть продукты, а теперь кафе и рестораны в частных руках, и там не очень-то украдёшь, а получают повара мало. Говорила она и о том, что в училища и техникумы идут только двойкотроечники, а Толен, как отличник, должен поступить в институт.
Если бы Толен сказал, что он начал учиться хорошо благодаря мечте стать поваром, Марзия бы не поверила. Но Толен молчал не только поэтому. Он чувствовал, что мать потребует объяснений, из которых поймёт только то, что это как-то связано с Доланой. Её она будет проклинать, и хорошо, если дело ограничится заочными проклятиями. Поэтому Толен молчал в ответ на все излияния матери.
После девятого класса Толен хотел тайно от матери подать документы в кулинарный техникум, а мать поставить перед свершившимся фактом. Однако Марзия его опередила. Под предлогом перевода в другую школу забрала она его документы и спрятала их. Толен, перерыв всё в квартире, документов не нашёл.
Тогда Толен достал в Интернете учебники для кулинарного техникума и стал по этим учебникам заниматься. Он думал, что сможет по окончанию школы сдать экзамены в техникум экстерном.
Но Марзия была настороже. Она отнесла документы Толена в институт, как только он кончил школу. «Хорошо ещё, что нет у нас 12-тилетнего образования, — подумала Марзия. — А то бы он кончил школу в 18 лет, и поступил, куда его левая пятка хочет. И я ничего не могла бы с ним сделать. Совершеннолетним бы стал!»
Толена Марзия поставила перед свершившимся фактом. Он — абитуриент, должен поступить на юрфак, если не хочет опозорить родителей. Выслушав это, Толен подумал: «Всё равно я экзамен провалю и поступлю в кулинарку». Мать истолковала равнодушие Толена как покорность. «Понял, что мать плохого не посоветует», — подумала Марзия. Готовился Толен усердно, но не для того, чтобы поступить. На экзаменах он специально отвечал невпопад.
Но купленные матерью экзаменаторы сфабриковали результаты экзаменов. Толен был принят.
Так начались мучения Толена. Готовить он перестал. Мучительна была для него мысль, что его талантом пользуется всего лишь семья из трёх человек. Он не ходил в студенческую столовую. Не потому, что пища там не удовлетворяла его изысканному вкусу. Невыносимой была для него мысль о том, что он мог бы приготовить лучше.
3
Так прошёл год. Толена хотели отчислить за неуспеваемость, но деньги его родителей опять пошли в ход, и его перевели на второй курс.
Марзие очень хотелось отметить совершеннолетие сына в ресторане. Но он так решительно сказал «Нет», что даже она отступила.
Как Толен ждал этого момента! Он, наконец, сможет уйти из опостылевшего института, сдать экстерном экзамен в кулинарный техникум (учебники по кулинарии он знал почти наизусть). Выгонят его родители из дома (на что он даже тайно надеялся) — он снимет где-нибудь комнату.
Толен вызвался приготовить всё сам. Марзия хотела пригласить на день рождения сына своих коллег, а также самых важных клиентов. Но Толен твёрдо сказал:
— Нет. Это МОЙ праздник, и я хочу пригласить на него тех, кого хочу.
— - А именно? — ледяным тоном спросила Марзия.
Толен перечислил своих друзей. Марзия, скрепя сердце, согласилась.
Она не то чтобы плохо относилась к друзьям своего сына, она считала плохим то, что Толен не подружился ни с кем из однокурсников. С ним ведь учились дети таких влиятельных людей! А он, изначально зная, что институт всё равно бросит, сознательно не заводил там приятелей.
За столом, убедившись, что всё в порядке, Марзия сказала:
— Толен, ты уже совершеннолетний.
— Вот именно! — перебил её Толен. — Теперь я могу делать всё, что не запрещено законом!
— И первым делом лизнёшь качели зимой и сунешь пальцы в розетку? — вспомнила Марзия анекдот.
— Узнаешь, что я сделаю первым делом, — ответил Толен.
На следующий день Толен пошёл в институт и забрал оттуда все свои документы. Позвонил в кулинарный техникум и узнал, что экстерном сдать экзамены можно, но только весной.
Узнав о том, что сделал Толен, Марзия заплакала. Но, посмотрев на счастливое, улыбающееся лицо сына, она пришла в такую ярость, что слёзы мгновенно высохли на её щеках.
— Негодяй! — кричала Марзия. — Ты опозорил не только нашу семью, но и весь род! Я такие деньги вложила, чтобы ты поступил. Чтобы у тебя был диплом юриста. А теперь — все мои деньги, все мои усилия — чёрту под хвост!
Дальше следовала нецензурная брань. Смысл её заключался в том, что Толен должен или восстанавливаться в институте, или покинуть семью.
— - В институте я восстанавливаться не буду, — твёрдо ответил Толен.
— Тогда собирай все свои вещи и иди, бомжуй! — сказала Марзия на одном дыхании.
Толен собрал свои вещи. Он взял газету с объявлениями и, найдя в ней рубрику «Сдам на длительный срок», подошёл к телефону и стал звонить.
Но в одних местах ему отвечали, что квартира занята, в других — что надо дать задаток. Так ответили ему и на последнем звонке. Толен решительно взял чемодан и направился к двери. Мать, ни слова не говоря, смотрела ему вслед.
Выйдя, Толен задумался. Куда он пойдёт? Ну, устроится на работу в какое-нибудь заведение. Но это ведь займёт не одни сутки, в течение которых он должен будет где-нибудь жить. Кроме того, надо ещё, чтобы хозяева оказались приличными людьми и выплатили аванс. А то могут и на испытательный срок взять, а потом не заплатить.
«К родственникам я не пойду — думал Толен. — Они на моей стороне точно не будут. С сокурсниками у меня отношения не сложились. Друзья детства? Может быть, кому-то из них я и нужен, но они все зависимые. А их родителям я точно не нужен».
Так рассуждая, Толен дошёл до ресторана, которому требовались повара и официанты. На место повара Толена не взяли, узнав, что у него нет соответствующего образования. На место официанта его взяли, но при этом на вопрос о предоплате ответили отказом.
«Вот так и становятся бомжами», — в отчаянии подумал Толен. Он устыдился, вспомнив, как с презрением смотрел на людей со дна жизни. Думал, будто они сами виноваты в своём социальном положении. Теперь уже никогда он так думать не будет!
Пошёл Толен к Долане. Надеяться на какое-либо решение своей проблемы он был не в состоянии. В голове билась одна мысль: только бы она не перекочевала.
Долана растерянно посмотрела на Толена. «Тоже не узнала» — подумал он.
- Здравствуйте, тётя Долана, — сказал Толен.
- Здравствуйте, — недоумённо глядя на Толена, ответила Долана. — А вы кто?
— Толен Куантаев, сын Марзии, вашей бывшей подруги.
Через пять минут Толен уже сидел в обществе Доланы, её мужа и сыновей. А ещё через полчаса Долана сказала:
Ну и что тебе долго раздумывать, где жить? К нам. И всё.
— Да, - поддержал Долану муж. — Кулинарное училище, правда, отсюда далеко. Но если ты будешь сдавать экстерном, то долго это неудобство не продлится.
Так счастлив Толен не был никогда! Он будет жить с людьми, от которых не будет никакой необходимости скрывать свои мысли, чувства, желания. От счастья Толен не мог даже думать.
Толен остался у Доланы. Всё время он готовился к экстерну — читал учебники по кулинарии. Долану от плиты он отстранил полностью, чем весьма обрадовал её мужа и сыновей.
Все экзамены Толен сдал на «отлично». Придя домой, он, не раздеваясь, не разуваясь, бросился перед опешившей Доланой на колени и поцеловал её руку.
Через минуту Толен взахлёб рассказывал Долане о том, как он сдавал экзамены.
— Один там из экзаменаторов, Рахат Нариманович, предложил мне рекомендацию в «Шораз». Говорит, что за это я должен буду отдавать ему 25 процентов от зарплаты в течение 4 лет или 20 процентов в течение 5 лет.
— А ты что же? — заинтересованно спросила Долана.
— Я ответил: «Спасибо, но мне больше нравится в студенческой или рабочей столовой». Сказал, не подумав, а теперь вот переживаю. Это ведь что он обо мне подумал? Что я думаю, будто воровать оттуда легче...
— Ничего, - успокаивающе ответила Долана, — все они судят о других по себе, а это значит, что бы ты ни сказал — он в любом случае подумал бы что-то нехорошее.
А подумала Долана при этом: «Это же надо, у такой гадкой матери вырос такой хороший сын».
