Есть только два способа прожить жизнь. Первый — будто чудес не существует. Второй — будто кругом одни чудеса.
Альберт Эйнштейн
Часть 1.
Это был один из тех невозможно жарких дней, когда люди, раздраженно поглядывая на солнце, старались как можно скорее спрятаться в охлаждаемых помещениях, жалуясь друг другу на то, что машина стала походить скорее на духовку, а не на транспорт; уличные псы лежали на лужайках с высунутыми языками и полузакрытыми глазами, в которых явно читается вселенская усталость; городские воробьи и голуби скапливались у фонтанов; опустели детские площадки, так как горки и качели раскалены до предела; горожан не спасал и морской бриз, который в такие дни был предательски горяч и неприятен, обжигая лицо и все тело; а моряки в портах с веселым гоготом обливали друг друга соленой морской водой.
В один из таких пренеприятных дней шел домой один черноволосый молодой человек, худощавого телосложения, с большими глазами приятного оливкового цвета, которые обрамляли густые черные ресницы и немного неаккуратной формы брови, отличающийся от коренных жителей болезненной бледностью, очки его были нелепо большими и время от времени сползали с переносицы, заставляя хозяина вяло поправлять их. Он, изнемогая от жары, плелся по аллее, ища в тени деревьев спасения от аномально активного солнца. Совсем недавно переехавшему в страну студенту было все в новинку, и в отличие от местных, он еще не успел устать от лета, которое грозит растянуться на весь год.
Он был только рад возможности променять серые и тоскливые дни в своем городе, испорченном смогом и развратом, на обучение в этой стране, о которой за всю свою недолгую жизнь он слышал ничтожно мало.
Эта возможность была предоставлена университетом по экспериментальной программе подготовки специалистов в области пищевой инженерии, которых готовят искусству правильного распределения пищевых добавок и грамотного подсчета белков, жиров и углеводов в определенном продукте. Жуткая тоска, но он был рад любой альтернативе своему краю, но даже не по причине затяжной депрессии, или появившейся в столь юном возрасте мигрени, и даже не потому, что быт нещадно душил его. Причины лежат гораздо глубже, они и послужили началом всем неприятным ощущениям, что преследовали его последние два года, отравляя его существование день за днем.
Разочарование. Разочарование во всем, всех и вся. Розовые очки, которые заботливо на него надели в детстве, были вдребезги разбиты и сердце его было ранено теми злополучными осколками. По сути, оно является обязательным этапом во взрослении каждого человека, но именно у мечтателей-утопистов подобный процесс протекает гораздо болезненнее. Парень, когда-то свято веривший в то, что добро обязательно победит зло и каждый справедливо получит по заслугам, сегодня бредет по аллее в разгар солнцепёка, вспоминая лицемеров, лжецов, предателей и всех остальных людей, количество которых достигло того предела, что все одни слились в одну многоликую массу, воплощая собой дивный союз знаменитых семи грехов.
Но было что-то гораздо весомее разочарования, с которым полноценно живёт чуть ли не весь род Адама и Евы. Студента тревожило щемящее чувство того, что он не там, где ему суждено быть, что он чего-то недопонимает. Ему часто доводилось просыпаться глубокой ночью от дикой тоски, от которой хотелось выть, кусать подушку и бессильно рыдать. В такие моменты ему чудилось, что вся его жизнь протекает в совершенно другом месте и он лишь временный мираж, который в один прекрасный момент исчезнет и вновь попадет домой. В подобных раздумьях он просиживал на подоконнике вплоть до рассвета, через пару часов проклиная утро и все то, на чем стоит белый свет. Утро было ему ненавистно не только за то, что «нужно» куда-то спешить, «нужно» что-то делать, а главным образом потому, что оно больше не символизирует то, чем должно было являться изначально. Это больше не начало, не надежда на лучшую жизнь, не заря возможностей. Утро теперь означает то, что настал еще один цикл из 24-х часов, в течение которых эта беспричинная тоска то даёт о себе знать, то отступает в тень до поры, до времени.
И вот, он здесь, в совершенно иной обстановке, окруженный совершенно иными людьми. Но толпа лишь сменила свой облик, поменяв цвет кожи на смуглый, разрез глаз на миндальный, буйство цветов глаз сменилось, став черным, словно глубокий омут, в котором плещутся черные волны. Только перемена климата сулила небольшие перемены, обещая скрыть его болезненную бледноту. В остальном, неимоверное желание найти своё место ничуть не отступило, с каждым днем все больше мучая его и оплетая своей липкой паутиной, подобно пауку. Маленькие человеческие радости, как например, приятное волнение во время взлета самолета, на котором он улетел от былого места жительства, пушистые облака над трехмерной географической картой в иллюминаторе, кокетливая улыбка стюардессы – все это ничуть его не волновало.
А еще противнее была мысль, что его побег из города, который был для него словно соломинка для утопающего, был бессмыслен и ему суждено просуществовать с беспокойно мечущейся душой. Душа. Так же, как атеисты восклицают «Боже мой!», так и студент время от времени упоминал о ней в своих речах и мыслях, в то же время отрицая её существование. Он верил, что это ничто иное, как уловки писателей и кинорежиссеров, которые заставляют верить в существование мифической субстанции, наполняющей тело и якобы реагирующей на мысли и внешние события.
Поток его мыслей прервал бесцеремонный толчок в плечо, который заставил студента покачнуться, растерянно хлопая своими оленьими глазами. Толкнувший быстро затараторил что-то на своём, охватив ладонями плечи студента. Увидев его недоуменный взгляд, он понимающе улыбнулся и только спросил:
-Иностранец?
Медленно кивнув головой, студент начал разглядывать толкнувшего. Это был коренастый смуглый мужчина, с рядом крепких белоснежных зубов, которые он продемонстрировал, извиняясь за свою невнимательность. Эдакий возмужавший Алладин, сошедший со страниц старой восточной сказки, только с современной прической, обильно смазанной гелем для волос. А тот в свою очередь продолжил с едва заметным акцентом:
-Приношу свои искренние извинения. Был настолько занят мыслями о предстоящем празднике, сами понимаете, что совсем вас не заметил. Закат совсем скоро, а у меня завал на работе. – виновато улыбнулся, опустив глаза,- Придумывал причину, чтобы сбежать со своей каторги и повести на причал свою девушку. Еще раз простите, и с праздником Вас.
- Всё хорошо, я и сам виноват. Но я не понимаю, о чем вы. – ответил мужчине студент.– Я совсем недавно здесь, поэтому не в курсе, о каком празднике идёт речь.
Мужчина удивленно округлил свои темно-карие глаза, а затем понимающе улыбнулся, пообещав, что сию же минуту все разъяснит, и предложил сопроводить студента.
-Меня, к слову, зовут Аркам. - протянув руку, начал свою ознакомительную речь голосом заядлого гида. - Возможно, вы и не заметили, что сегодня людей удивительно мало в городе, а если и заметили, то могли свалить все на необычайную жару. А все потому, что сегодня особенный день для нас: горожане трепетно готовятся к этому празднику, одевшись в лучшие свои одежды, и вместе с любимыми раз в год направляются в порт. Народу бывает действительно много, что и яблоку негде упасть. Собравшись, они ждут заката, проводя время за беседой, знакомствами, угощая друг друга десертами, едой, и так далее. Словом, кто на что горазд, - усмехнулся он, - а дождавшись момента, когда солнечный ободок уже едва виден и почти полностью погрузился в морскую пучину, на порту воцаряется тишина, в течение которой каждый из нас, затаив дыхание, ждет того самого чуда, - таинственно сказал он, задумчиво глядя в никуда, затем словно вернувшись из дум, снова улыбнулся,- Да что я вам рассказываю? Вам просто необходимо увидеть это самому. – уверял чрезмерно улыбчивый Аркам, поведение которого студенту было в новинку, так как там, откуда он родом, поговаривали, что улыбка без причины, якобы, признак дурачины.
- Серьезно, вам обязательно нужно увидеть это своими глазами. Это чудо могло бы стать восьмым чудом света, точнее сказать, оно и есть самое настоящее чудо. Мы довольно ревнивы и не желаем превращать наш уютный и компактный город в место мирового паломничества влюбленных, потому не сообщаем о нём миру - сказал он, нахмурившись так, что между его густыми бровями пролегло две продольные морщинки.
- Но, дело в том, что мне не с кем идти, а это, как я понял, что-то вроде Дня Влюбленных. – смущенно произнес студент, щеки которого уже успели обрести багровый оттенок.
- Это вовсе не обязательное условие, друг мой. Каждый пришедший берёт оттуда что-то своё. - загадочно ответил Аркам.
Они шли по узкой улочке, на которую отбрасывали тень почти одинаковые этажные дома, обложенные жжёным коричневым кирпичом. Аркам знакомил студента с культурой, историей города, попутно рассказав о горячем темпераменте и бескрайней гостеприимности горожан. Деревянные рамы окон были распахнуты и из окон доносились аппетитные запахи блюд. Студент услышал запах печеных карамельных яблок с корицей, пареной тыквы, политой мёдом, а особенно отличился сладкий молочный аромат, доносившийся из окна первого этажа. Как пояснил сопровождающий, там готовили традиционный десерт с непонятным названием, которое в переводе с его языка означает «Жареное молоко». Оно подается в маленьких горшочках, и перед тем как попробовать, нужно разбить ложкой хрустящую жженую оболочку, под которой томится кремообразная консистенция с ноткой лимона, ванили.
Один из следующих домов соблазнял прохожих целым букетом благовоний: нежная телятина в горшках с инжирным соусом, обильно посыпанная свежей зеленью, напоминающей кинзу или базилик, жареная курица с миндалем и сладким перцем, а от сливочного аромата пармезана с чесноком, медленного плавящегося на филе запеченной форели и вовсе сводил с ума.
До того момента, когда студент дошел до дома, в котором снимал жилье, он успел узнать от своего провожающего и о том, что жители города нарекли сегодняшний день Днём души или, если угодно, Днем Любви, и тот снова горячо упрашивал его подойти к порту на закате. Распрощавшись, студент проводил взглядом Аркама, который немного косолапой походкой торопливо шел к началу улицы и исчез за поворотом.