Год назад я вроде как начала писать свою книгу, но потом благополучно ее забросила. Оказалось, что критику я воспринимать не умею, а бестолковая критика в стиле: «Мне не понравилось, ваша книга херня!» запросто выводит меня из состояния душевного равновесия. Пропадает всякое желание писать что-то еще, напрочь пропадает, и ничего поделать с этим я не могу.
В общем, попытка номер два. В настройках поста выставлено, что комментировать его могут только друзья, правда не очень понятно, кто под друзьями подразумевается – подписчики или подписки.И вообще - работает ли эта функция.
Критику, повторюсь, я воспринимаю плохо.
Пишу для себя. Мне нравится процесс и результат.
Жанр – янг эдалт, то бишь для молодежной аудитории и девушек.
Глава публикуется не комментов ради, а чисто для того, чтобы ее могли прочитать те, кому интересно.
Хочу поблагодарить мою родную @alyjjackson за поддержку и вычитку текста. Первые главы и пролог читаем переходя по ссылкам внизу. Комментирование тех постов я тоже ограничила.
Проба пера: Pikovaya_dama вздумала книгу написать. Отрывок прилагается
Проба пера: Pikovaya_dama пишет книгу. Глава 1. Смерть – дело одинокое
Проба пера: Pikovaya_dama пишет книгу. Глава 2. Спасение умирающих – дело рук самих умирающих
![]()
Глава 3. Да придёт Спаситель
Все мы нуждаемся в спасении.
Религиозными порывами, если это можно так назвать, наша семья никогда не славилась. Всего одна икона, маленькая, стояла в серванте за хрустальной вазочкой. Серебряный крестик, тот, что получают при крещении, был у всех, но носила его только бабушка. Мой и мамин лежали в шкатулке с украшениями. Из всех церковных праздников отмечалась разве что Пасха. Без фанатизма, но всё же — пеклись куличи, красились яйца, на автоматизме произносилось традиционное: «Христос Воскресе!». В храм не ходили никогда. То ли просить было нечего, то ли благодарить не за что, одним словом — праведностью похвалиться никто из нас не мог.
Тема смерти также не вызывала трепета или страха, мы говорили о ней, как о чем–то будничном, ведь смерть и была делом обыденным, хоть и не вписывалась в понятие нормы. Она и не должна была вписываться. Смерть остается смертью. К ней не подготовиться, её не понять, не принять, но жить с ней бок о бок можно, точнее приходится. К примеру — в какой-то момент, бог только знает, когда это случилось и как, в бабушкином шкафу появилось платье. Строгое, серое, чуточку скучное, но все же элегантное. И посмертное. «Вот вдруг помру, а нормального платья для похорон не будет? Что делать станете, а?» — смеялась бабуля, а мы с мамой смеялись в ответ. Неискренне, но всё же смеялись, а сами в этот момент думали о том дне, когда это платье пригодится. И надеялись, что он никогда не настанет.
Ещё давались указания, с которыми приходилось считаться и помнить. Что-то про похороны, что-то про поминки, что-то про наследство, словно оно было. Да, бабушка могла обсуждать свою неизбежную кончину за завтраком, попивая утренний кофе. «Помирать мне пора, а я всё живу и живу!».
И казалось, что мы всё обсудили заранее, всё выяснили — как поступить с её бренным смертным телом, а вот о бессмертной душе не заикнулись ни разу. О спасении не подумал никто. Или подумал, но вслух ничего не сказал.
Все мы нуждаемся в спасении, и это, черт побери, правда. Только истина несколько отличается от того, во что верят люди религиозные. Забудьте внушаемую годами красивую байку о Спасителе и спасении. Спасение — это протянутая рука. Не важно чья, важно другое. То, что она протянута, и ты можешь за неё ухватиться.
По этой причине наша семья и не ходила в церковь. Сколько я себя помню, нам постоянно нужна была помощь, но никогда и никто нам не помогал, кроме нас самих. Просить того, кто тебя не слышит и никогда не слышал, казалось делом бессмысленным. Потому мы и не просили. Потому мы и не верили.
Но когда я умерла, оказалось, что, несмотря на все разумные доводы и здравый смысл, росток надежды и веры пустил корни в моем сердце и прижился. Он был там всегда, просто я не хотела его замечать. Вся несправедливость, все беды и печали, свалившиеся на мою голову и голову мамы, должны были вытравить всякую надежду, вытравить навсегда, но не вытравили. На мою беду.
Прости меня, Господи, ибо я согрешила. Я уверовала в него сильнее, чем в тебя. Но что еще хуже — сильнее, чем в себя саму. Он протянул руку, и я за неё ухватилась.
Мне просто хотелось, чтобы хоть раз в этой жизни меня кто-нибудь когда-нибудь спас.
***
Я открыла глаза и увидела перед собой маму. Она сидела совсем рядом, на полу беседки, поджав ноги и зябко кутаясь в старенький махровый халат. Белокурые волосы растрепаны, челка падает на глаза, а в них самих отражение звездного неба, луна, я и страх.
Должно быть мы обе мертвы. Логично — я была её вечным хвостиком, а она моим. Вместе по делам, вместе за покупками, вместе повсюду. Наверное, нам не повезло оказаться где-то в злополучном месте в злополучный час. Внезапная кончина, а потом Предел вступил в игру — разбросал родных людей по разным углам треклятого лабиринта леса. Заставил проходить через испытания поодиночке.
Я дернулась в её сторону, с трудом передвигая налившееся тяжестью тело, но она быстро прижала палец к губам и замотала головой, явно призывая молчать и не двигаться. Выразительный взгляд, брошенный поверх моего плеча, тоже не остался незамеченным. Я замерла, боясь вздохнуть или выдохнуть.
— Молчи, птенчик, молчи! — в мамином голосе звенели слезы и, что удивительно, металл. — Тише, девочка моя, ничего не говори, не надо! Просто слушай. Слушай и запоминай, хорошо? Моргни, если слышишь.
Я заморгала как безумная. Что происходит? Почему я не должна двигаться, а она может и при этом говорить, особо не таясь?
Она склонилась чуть ниже, и тут я заметила то, что мне очень сильно не понравилось.
Мама просвечивалась, самым натуральнейшим образом. Словно была голограммой — вроде бы здесь, и вроде бы её четко видно, но сквозь неё я могла рассмотреть полуразвалившуюся крышу беседки и кусочек неба. В маминых глазах вовсе не отражались звезды. Они были прямо над ней, и я четко видела их со своего насиженного места.
— Солнышко, послушай меня внимательно, — вновь начала она, и я рефлекторно напряглась. — Нужно спасаться. Тебе нужно спасаться и как можно скорее. Не верь тому, что говорит этот…это существо. Не верь, птенчик, слышишь меня, не верь! Он лжет. Притворяется. Нагло врет. И помогать тебе вовсе не собирается. Он хочет, чтобы ты осталась здесь навсегда, понимаешь? Понимаешь меня, доченька?
Мне вдруг нестерпимо захотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Но я всё же моргнула в ответ. Послушная девочка, хорошая дочь.
Маме это явно понравилось. Знакомая улыбка расцвела на прозрачных губах. Неуловимое движение, и её рука коснулась моих волос, скользнула по щеке к подбородку и обратно. Только вот прикосновения я не почувствовала. Даже легкого, еле уловимого тепла ладони. Вообще ничего. Ничегошеньки.
— Ани, если бы ты только знала, как близка была к спасению! Ещё чуть-чуть и смогла бы вернуться ко мне, домой… Но ничего, ничего. Не нужно бояться. Ещё не всё потеряно, цыпленок. Ты ещё можешь выжить. Возвращайся в лес, на то место, где он тебя нашел. Не жди утра, не жди рассвета, иди прямо сейчас. А его не слушай. Скажешь ему, чтобы уходил, что он тебе не нужен и помощь его не нужна. Начнет настаивать на своем — беги, отбивайся, кричи, дерись. Главное — не дай ему затащить тебя в Лабиринт. Помни, доченька, помни — если войдешь в Дом, обратно уже не вернешься.
Я всё же закрыла глаза, струсила, а когда их открыла, мамы рядом со мной уже не было. На том месте, где она сидела, ровным счетом ничего не осталось, даже легкой дымки, хоть какого-либо следа её присутствия, в доказательстве того, что я вовсе не сошла с ума и вижу галлюцинации.
Так нечестно.
И только тогда я поняла, что рука Элеазара больше не лежит на моем плече. Она была там, когда я ложилась спать, ведь он сам меня здесь укладывал. Поправил воротник плаща, а потом сел рядом, положил руку на плечо и пообещал меня не бросать. А теперь его нет. И мамы тоже.
От страха я подскочила на месте, завертела головой по сторонам и, встретив взгляд серых глаз, не удержалась и выдохнула с облегчением. Если бы он тоже исчез, я бы… Не знаю, что бы я сделала. Умерла?
Элеазар стоял, прислонившись спиной к стенке беседки. Только небо знает, сколько времени он там провел и что из сказанного мамой услышал. А она назвала его отродьем и велела мне бежать сломя голову в лес, от него подальше.
— Тебя и на пять минут оставить нельзя, — небрежно заметил он, чем подтвердил мои догадки. Значит, он все слышал и теперь мое положение завидным не назовёшь.
— Это моя мама, — ответила я. Да, и моя мама желала мне добра, когда советовала делать ноги.
— Нет, это не она, — возразил Элеазар и сделал шаг, а я тут же испуганно дернулась в сторону.
Мгновение, и мы оба замерли — он на своей негласной половине беседки, а я на полу своей. Мужчина и девчонка. Тощий скелетик в плаще не по размеру и застывшее, но готовое к атаке порождение загробного мира. Зеленые глаза-блюдца против выразительного прищура серых очей.
Ой, переоценила меня мама, явно переоценила. Какой тут побег и сопротивление, когда я даже из своего угла ухитряюсь источать страх? Если я побегу, сколько секунд ему понадобиться на то, чтобы перехватить меня? Три? Две? Даже представлять эту сцену неловко — позорище какое. А что если попросить? Объяснить? Можно ведь как-то мирно разойтись, без скандалов, криков, насильственных действий и драм. Мол, спасибо, дружочек, но на этом всё, можешь возвращаться туда, откуда явился.
— Пожалуйста, — дипломатично пискнула я.
Пожалуйста, не кидайся на меня, вот что это значило. Пожалуйста, давай останемся друзьями, но каждый на своей половине беседки, и без того довольно тесной. Пожалуйста, не заставляй меня тебя бояться.
И, кажется, он понял, что я хотела ему сказать, но не смела. Элеазар отступил назад, а потом медленно, не сводя с меня глаз, опустился на пол. Сейчас мы были на равных, ну или хотя бы создавалась видимость того. Теперь, если я вдруг побегу, ему потребуется для перехвата…секунды четыре? Или всё же пять?
— Это не твоя мама, Ани, и ты это знаешь.
Хорошая попытка, мистер «я твой ангел-хранитель, делай то, что велят, и не задавай лишних вопросов». Хорошая, но не отличная.
— А вот и нет, — упрямо заявила я. — Это была моя мама. Я знаю, как она выглядит.
— Да ну, — очень ехидно, что стало для меня большой неожиданность, протянул он. — Значит, твоя мама всегда была такой…неосязаемой?
— Всему есть свое объяснение.
— И какое же?
— Эм…ну…
В голове звенел до боли знакомый голос. Голос рассудка и страха, паники и волнения. Перестань, Анета, перестань! Что ты делаешь прямо сейчас, тратя время на разговоры с не понятно кем? Этот человек, если он вообще человек, насмехается над тобой! Сидит весь такой из себя расслабленный, да ещё и ухмыляется. Ангелы-хранители не ухмыляются! Мама была права, мама всегда права, и тебе это прекрасно известно. Слушай маму, дура, мама плохого не посоветует.
— Что, туговато с теориями? Совсем ни одной? Даже самой завалящей? — тем временем Элеазар продолжал меня подначивать.
— Она и не могла быть осязаемой, ведь её тело находится в другом месте, в реальном мире, — четко проговорила я, стараясь на него не смотреть. Я знала, что если подниму глаза, то замолчу и больше уже ничего не скажу. Не посмею. Его улыбка разрушит мою теорию до основания так, что после уже ничего не останется. Ничего, включая меня.
— А то, что видела я и ты — это ее разум, душа, ну или сознание, не знаю, как правильно назвать. Да, мамина душа хочет меня спасти, вернуть обратно, к живым. Если ты не можешь поверить в силу материнской любви, ну и ладно. Главное, что я это знаю и верю. Она бы не бросила дочь в беде, она бы сделала все что угодно, даже спустилась сюда, в это адское пекло…
— Ани.
Он меня перебил, и я тут же замолкла. Сломалась, как дешевая китайская игрушка — неожиданно и слишком быстро. Разочаровывающе.
— Возьми меня за руку.
Элеазар больше не ухмылялся, а я больше не прятала лицо и глаза за воротником его плаща.
— Возьми меня за руку, — повторил он и протянул ладонь.
— Ещё чего. Это какая–то ловушка. Я подойду, и ты меня схватишь.
— Да, я мог бы. А ещё я мог бы подойти и заставить тебя взять меня за руку. Мог бы силой потащить за собой в Лабиринт. Мог бы не тратить своё время на бесполезные уговоры. Мог бы вообще сюда не приходить, если на то пошло. Я мог тебя не спасать там, в лесу. Но вместо этого я здесь и сейчас сижу напротив тебя и протягиваю руку. Почему? Да потому что могу, а твоя так называемая мама нет. Я могу тебя спасти, а она нет. Могу взять за руку и не отпускать. Скажи мне, Ани, ты хочешь, чтобы тебя спасли? Чтобы хоть раз протянули руку помощи? Не оставили в одиночестве, не отправили одну навстречу неизвестности, а взяли за руку и повели за собой? Если твой ответ да, то тогда вот она, моя рука. Видишь? Она протянута и безоружна. Просто рука. Ты дотронешься до неё, и ничего страшного не произойдет. Возможно ты ничего не почувствуешь и решишь поступить по-своему. Встанешь и уйдешь, а я не стану препятствовать, обещаю. Наоборот, я провожу тебя до того места, где подобрал. Но перед этим, прошу, возьми меня за руку.
Я собиралась фыркнуть и отвернуться, всем своим видом выражая презрение. Я хотела подняться на ноги, сбросить его плащ и гордо удалиться в лес, навстречу миру живых и маме, потому что его рука была мне не нужна, как и он сам.
А вместо этого я поползла к Элеазару. Именно поползла, потому что встать и подойти не решалась — это бы означало, что я добровольно вручаю себя врагу и заодно предаю собственную мать. Двойное предательство. Если бы потом, на Страшном Суде, меня спросили, зачем я это сделала, я бы со спокойной совестью взвалила на него всю ответственность. Он меня уговорил, загипнотизировал своим низким бархатным голосом. Мастерски сыграл на чувствах и наивности. Ангельский интриган. Дьявольский манипулятор.
Но на самом деле он даже ни разу не сдвинулся с места мне навстречу. Только протягивал руку и терпеливо ждал. А когда я доползла и вложила свою ладонь в его, раскаты грома почему-то не сотрясли небеса, а молнии не впились в крышу беседки. Но самое важное, это то, что Элеазар не собирался наброситься на меня, чего я так опасалась.
Это была не ловушка, но я всё же попалась.
Его рука была теплой. Настоящей. Осязаемой. Он сам был настоящим и осязаемым. И не просвечивался, как она. Мне хотелось поднести его руку к лицу, ткнуться носом в ладонь, как бездомный щенок. Я жаждала тепла, а ещё, чтобы меня не бросали.
Прошла целая вечность, прежде чем я решилась нарушить молчание:
— Это была не моя мама. Она никогда не называла меня солнышком. Или птенчиком. Ласковые обращения у нас были не в ходу. А жаль.
Элеазар молчал, вырисовывая большим пальцем знак бесконечности на тыльной стороне моей ладони. Находись мы сейчас в другом месте и при других обстоятельствах, я бы покраснела как рак от интимности этого действия. Нас разделяли сантиметры, а мне еще никогда не доводилось находиться так близко к представителю противоположенного пола. Границы личностного пространства снова были грубо нарушены, но волновало меня другое.
— Я больше её никогда не увижу, да?
Его палец на мгновение замер, а потом снова продолжил движение. Петля, узелок, петля. Между мамой и мной — вечность. Чертова бесконечность.
— Не думай об этом, Ани, — Элеазар ловко ушел от ответа. — По крайней мере, не здесь. Предел питается эмоциями и мыслями. Не подкармливай его. Силы тебе ещё пригодятся.
— На что? — обреченно выдохнула я. — Мы все равно не успеем. Ничего не успеем, потому что я всё испортила. Истратила отпущенное мне время.
Свободной рукой я вытянула из-под воротника плаща висящий на шее мемометр. Смотреть на него и то было больно — минутная стрелка ретиво мчалась назад, к неизбежности. Как там было в письме? По истечению семидневного срока вы будете дематериализованы? Боже, с того момента словно вечность прошла…
Опять вечность. Куда не глянь — всюду она.
— Я уже говорил, но опять повторю и буду повторять, пока ты не запомнишь. Это, — Элеазар коснулся мемометра, — теперь не твоя забота, а моя. И для такого случая, как наш, у меня припасена одна уловка. Только тебе придется пообещать мне, что ты никогда и никому о ней не расскажешь.
Случаи, как наш. Общий секрет.
— Да кому я могу рассказать? — удивилась я, но заметив ухмылку на его лице, поспешила замолкнуть. Он шутит, конечно же, шутит. — Что за уловка?
— Ты должна повесить мемометр мне на шею.
— А в чем подвох?
— Ни в чем. Но пока ты будешь снимать его с себя и надевать на меня, я буду держать тебя, за… — Элеазар прищурился, осматривая меня с ног до головы, — …колени. Да, колени подойдут.
Совсем ничего сложного, подумала я. Абсолютно ничего. Плевое дело! Скажи спасибо, Ани, что он не назвал какую-нибудь другую выступающую часть твоего худосочного тела. Правда, как раз выступающими частями Господь меня не одарил.
Я провозилась минут десять, расстёгивая пуговицы плаща и путаясь в длинных рукавах. Потом долго и старательно разглаживала ткань ночной рубашки на коленях, которая за все дни в Пределе изгваздалась так, что уже не годилась и в половые тряпки, и только удовлетворившись результатом, я посмела взглянуть на ангела-хранителя. Не знаю, что в тот момент творилось с моим, наверняка пылающим лицом, а вот его…
Элеазар с трудом прятал улыбку, а я не сразу сообразила, в чем дело. А когда поняла, то захотела провалиться под землю.
Подвох у уловки всё же имелся. Под коленями подразумевались не просто колени, а голые колени. Не колени и сверху ткань одежды, совсем нет. А обнаженная кожа в контакте с другой обнаженной кожей. Слишком много обнаженной кожи за раз. Возмутительно много. Бабушке бы это не понравилось и маме тоже. Если бы они узнали, что я в каком-то лесу расхаживала перед мужчиной в одной ночной рубашке, а потом еще задирала перед ним подол до самого пупа, то мне бы за такие проделки досталось на орехи.
Но ведь их здесь нет, правильно? Потому я, не глядя, приподняла подол ночнушки. Не глядела намерено — боялась смутиться еще сильнее.
— Давай поскорее покончим с этим, а то тут прохладно, — буркнула я.
Одарив меня понимающей улыбкой из своего ангельского арсенала, Элеазар положил свои руки туда, куда и должен был положить. Дальше все смешалось в кучу — мои щеки пылали, пальцы путались и никак не могли справиться с застёжкой цепочки, на которой висел мемометр. Элеазар терпеливо ждал, а его ладони почему-то были чертовски горячими. Чертовски, понимаете?
В конце концов, мне пришлось снять мемометр через голову, когда нам обоим стало ясно, что с застёжкой мне сегодня не справиться. Пришла очередь Элеазара — не отрывая рук от моих колен, он низко наклонился, чтобы я могла надеть на него цепочку. В голову почему-то взбрело сравнение с посвящением в рыцари — мужчина в сияющих доспехах опускается на одно колено, склоняет голову, и королева касается его плеча кончиком меча. Именно так я себя чувствовала, когда передавала ангелу-хранителю мемометр — может и не королевой, но принцессой. Чумазой принцессой, но принцессой, у которой есть свой рыцарь.
А потом стрелки на циферблате мемометра дернулись в последний раз и остановились. Я вытаращила глаза, позабыв обо всем.
— Ой, он сломался! Элеазар, он сломался! Как же мы узнаем, сколько времени осталось? И что теперь будет?
Я собиралась применить лучший, по человеческим меркам, метод починки всего на свете — потрясти часовой механизм и посмотреть, что будет, но тут обнаружилась одна проблема. Элеазар крепко держал меня за запястья, не позволяя сдвинуться с места или пошевелить руками. А ещё он больше не улыбался той своей ангельской улыбкой.
— А теперь, — он был так близко, что касался дыханием моего лица, — ты никуда от меня не сбежишь.
И в ту секунду ловушка захлопнулась.
![]()
Друзья, существует вероятность, что в скором времени мои книжные обзоры перестанут выходить на юви. Причина – посты либо не попадают на главную, либо попадают, а потом с нее удалятся. А удаляются потому, что пост не набирает достаточного, по меркам редакции, количества просмотров. Такая политика сайта по отношению к блогерам мне непонятна. Я буду искать другие варианты для своего блога и рецензий, но дело это нелегкое и требует времени. Если знаете, куда может податься книжный блогер/любитель писать двухстраничные посты, пожалуйста, поделитесь своими соображениями. Также можете подписаться на меня в инстаграме и фейсбуке, ведь, скорее всего, как раз туда я буду перебираться со своим блогом.
Спасибо за внимание.
Вторая изюминка сериала, это совершенный, абсолютный, чистый стиль. Пожалуй, мне еще не приходилось видеть настолько стильно снятого сериала. Безупречные костюмы, изящные англичанки, клубы сигаретного дыма и, конечно, ирландского виски. Но самое главное, это крутые Arctic Monkeys, под которых Томи Шелби пытается вылезти из-под подпольного бизнеса и завоевать всю Англию.
