Боро прижался спиной к холодной стене бетонной коробки многоэтажного дома советской постройки. Было темно и мокро. Вчера был дождь – он это помнил. Что он помнил ещё? Своё имя. Да. Боро. Он помнил, где он живёт. Помнил, что ему пятнадцать лет. Он помнил всё, кроме одного: как он сюда попал и что случилось перед тем, как он сюда попал. Его рубашка была мокрая, как и джинсы. Руки тоже были в чём-то испачканы. Немного липкие. Ему нужно идти домой. Дома убежище. Парень вышел из-за угла дома, немного опасаясь, что люди обратят внимание на то, как он выглядит, но людей просто-напросто не было, и он отправился домой.
Оказалось, что он был всего в квартале от здания, где он проживал со своей мамой всю жизнь. Отца у него не было. Точнее, он был, конечно, но когда Боро исполнилось два года, отец выпал с балкона. Он был пьян (за сына ведь пил), вышел покурить и выпал. Было жаркое лето, больше месяца не было дождя, и кровавый след ещё долгое время оставался под балконом, откуда выпал мужчина, напоминая о трагедии. Но он не помнил этого. Одно время среди соседей прошёл слушок, что это жена погибшего его столкнула. Но никто никогда в это не верил и серьёзно не относился к этой версии. Уже открывая дверь подъезда, Боро заметил, что у него за спиной рюкзак. Чужой. «Ну и чёрт с ним – нужно скорее добраться до дома, - подумал он и побежал вверх по лестнице.
Через минуту Боро уже открывал дверь квартиры, через полторы - уже закрыл её и разулся. Мамы дома не было. Он прошёл в свою комнату, бросил рюкзак на пол и начал снимать с себя одежду. Она была грязной и мокрой. Оставшись голым посреди комнаты, парень собрал одежду в один большой ком и отнёс её в ванную, где стояла стиральная машина. Вернулся в комнату и присел на кровать. Его взгляд долго сверлил одну точку в шкафу, а затем переместился на пол, где набрёл на рюкзак. Тоже мокрый и испачканный. Боро медленно потянулся за рюкзаком, уселся на полу и открыл его.
То, что лежало внутри потрясло бы любого здравомыслящего человека, но Боро почему-то спокойно смотрел и не проявлял никаких признаков эмоций. Из раскрытой пасти рюкзака торчала детская ладонь и часть предплечья, окрашенные в багровый цвет засохшей крови. Пальцы были неестественно скрючены, как будто по ним били молотком (а так и было), а затем, уже придав необходимую «гибкость», играли, как с деревянной рукой манекена на шарнирах, что обычно служит для оттачивания мастерства художника. Боро увлекается рисованием, и в том же отделе рюкзака он нашёл рисунок, на котором была изображена именно та рука (он это понял по родинке на тыльной стороне ладони), только рука не была отрублена, как оригинал, лежащий в рюкзаке - она как будто росла из дерева. Рука на рисунке не была испачкана в крови, она была чистой, и из неё росли волшебные лепестки всепрощения. Боро понравился этот рисунок, и он улыбнулся. В углу листа была поставлена его собственная подпись, и когда он это увидел, он обрадовался ещё больше.
«Надо будет показать маме, она как раз скоро придёт с работы», - решил начинающий художник, ведь мама всегда поощряла его занятия живописью, даже, когда он притащил домой отрезанную голову собаки. В тот раз он тоже не помнил, откуда он её взял и что делал перед тем, как она у него появилась.
Боро одел чистую одежду и пошёл на кухню: «Надо поставить чайник, чтобы мы могли попить чай, когда мама придёт».
Тимур Махмуд, 2015
